Девушки же интересовали меня больше. Правда, пятеро были иногородние и все такие же невзрачные, как я. Но ленинградки… Ленинградки – это совсем другое дело. Сведя на минимум контакты с иногородними, олни держались стайками и в полголоса щебетали на лекциях, угощая друг друга карамельками, шоколадом или передавая по ряду пакетик с чипсами.
Меня они и вовсе не замечали. Только на первом занятии, когда мы знакомились друг с другом, красивая девушка Алиса, услышанное имя, бросила на меня презрительно – уничтожающий взгляд.
– Лида? – переспросила она. – Лидия? Но это же деревенское имя, фи! Сейчас так не называют.
Меня захлестнула обида, даже слезы навернулись на глаза, но плакать было нельзя: если заплачешь в первый же институтский день, то, как пить дать, будешь проливать слезы и дальше.
– Деревенское? – я старалась говорить, как можно спокойнее. В конце концов, кто такая Алиса, и чем она лучше меня? Разве только тем, что ей посчастливилось родиться в столице. – А я думала, греческое.
Девушки заулыбались, Алиса заговорила ласково, почти запела:
– Греческое, римское – не имеет значения. В городе такого имени не встретишь. Она голосом выделила – «в городе». Ах, в городе, ах, не встретишь. Подумать только, как мне не повезло: мое имя не устраивает Алису! Но это обстоятельство сменило обиду в моей душе на злость.
– Между прочим, певица такая была, Лидия Клемент, ленинградка, – заявила я.
– Что значит, была? – спросила Алиса.
– Она умерла уже.
– Ах, какая жалость, – пропела Алиса, закатив глаза. И все засмеялись. Да, весело мне будет в этой группе!
– Ну что ты, Алиса, цепляешься? – сказала другая девочка, – Нашла к чему прицепиться. Даже стихотворение такое есть – шедевр поэзии – «Хорошая девочка Лида».
Кстати, эту девочку – знатока поэзии – звали Ася, Анастасия, но никому и в голову не приходило прицепиться к ней, хотя у нас в деревне Насть намного больше, чем Лид.
Ася меня притягивала как магнит своей необычностью, и я наблюдала за ней во время лекций и занятий. Нельзя было ее назвать красавицей, но пышные пепельные волосы, ясные голубые глаза и идеальная фигура делали ее неотразимой. В наших спорах и разговорах она почти не принимала участия, но если уж говорила, то это было резюме или завершающий штрих в любой беседе. Не могу сказать, была она доброй или злой: к Асе эти понятия не относились – она как бы парила над нами в вышине, не вникая в наши проблемы.
Одевалась Ася тоже не как все. Не знаю, дорого или не слишком, но необычно и если учесть то обстоятельство, что я некоторое время ходила в институт в черной юбке, белой блузке и с комсомольским значком, да и многие были одеты в том же стиле, то Ася смотрелась ярким цветком среди нас. Черные колготки, сиреневое короткое вязаное платье – в этом я не видела ничего такого, но сиреневые туфли, сиреневая заколка, а еще помада и лак для ногтей в тон – это мое тогдашнее сознание не могло вместить!
А на следующий день Ася приходила во всем красном, включая косметику. И я с ужасом ждала, какого цвета будут ее ногти, когда она придет в зеленом. Дождалась: однажды Ася пришла в зеленом, но на ногтях вообще не было лака.
На лекциях я старалась сесть так, чтобы держать ленинградок в поле зрения и слышимости. Оля Саманова садилась рядом, не замечая моих хитростей. А я слушала, слушала, слушала чужие разговоры.
– Посмотри, какой чудесный крем. Мне посоветовала мамин косметолог.
– Дай «Иностранку» почитать, в седьмом номере «Немного солнца в холодной воде».
– А ты читала «Любите ли вы Брамса?»
– Эмма продает французские туфли. Платформа – прелесть. Десятки не хватает – займу у Саши Товстоногова.
– Ты с ним знакома?
– Мой дедушка писал рецензию на спектакль его папы.
Кремы, рецензии, Франсуаза Саган, артисты, писатели, премьеры, новинки моды – как все это было интересно и как далеко от моей прежней жизни.
Я слушала, впитывала все, как губка, запоминала названия – пригодится когда-нибудь. Пока меня не смущало то, что я не читала ничего Франсуазы Саган или Камю, что я не бываю на премьерах – вообще пока не была в театре.
– Наверстаю, – успокаивала я сама себя – Главное, я живу в Ленинграде.
Да, Ленинград меня покорил раз и навсегда. Его дивная красота, его ритм жизни, толпы на Невском, его витрины, афиши – я наслаждалась всем этим. Меня не раздражали ни давки в метро, ни толкотня за билетами – наоборот! Я чувствовала себя причастной к жизни великого города, и гордость переполняла мое сердце.
Я была не просто счастлива в то время, я просто купалась в волнах счастья. И даже мелкие неприятности, типа, Алисиных подковырок, меня не занимали. Пока еще не встал вопрос о постоянной ленинградской прописке, о распределении, но для себя я уже решила ни за что не уезжать из Ленинграда, хоть ноготком зацепиться.
«Я им еще не надышалась, – думала я – да и надышусь ли когда-нибудь?»
Глава 2
Дни летели за днями, незаметно прошел сентябрь, а в начале октября у меня появился первый в жизни поклонник. Сейчас смешно об этом вспоминать, но тогда для меня это было очень актуально, во-первых, потому, что никто еще из противоположной половины человечества не обращал на меня внимание, во-вторых, все девчонки в группе только и говорили о своих парнях или мужьях. Да, да, у нас в группе уже были несколько замужних, их разговоры вертелись вокруг мужей и семейных забот. Замужние с гордостью носили новенькие обручальные кольца, еще не успевшие потускнеть от обыденных дел, да, казалось, сама обыденность их пока что занимала. Ну какая разница, где купить хорошую ветчину или как приготовить тушеное мясо с грибами, или достать какую-нибудь красивую вещицу для кухни. Я морщилась на эти разговоры, завидуя в глубине души. Найдется ли человек, за которого я выйду замуж, появлюсь в институте с новеньким обручальным кольцом и буду болтать на лекциях с нашими дамами о каком-нибудь рецепте пирогов. Так вот, в начале октября в одном из ДК, сейчас уже не помню, в каком, состоялся межинститутский вечер для первокурсников. Мы все получили пригласительные билеты.
– И ничего хорошего не будет, – сказала Ася, – столько народу в небольшом зальчике и не разглядеть никого.
– А тебе-то зачем смотреть на кого-то? – спросила Алиса – У тебя есть Скоков.
Скоков числился Асиным поклонником. Он учился в театральном на последнем курсе. Ничего удивительно в том, что Ася встречалась с будущим актером: она сама происходила из актерской семьи.
– И все-таки будет одна давка и толкотня.
Но Асины пророчества остались неуслышанными: подумаешь, давка и толкотня! Зато сколько возможностей с кем-нибудь познакомиться!
Не знаю, кому как, но для меня этот вечер значил столько же, сколько бал для Золушки. Выбрала лучшее платье, лучшие туфли, накрасилась и поехала к ДК ждать Олю. Она задерживалась, и я стояла на лестнице, разглядывая спешащих в ДК. Вдруг кто-то схватил меня за плечо.
Я обернулась и увидела Асю.
– Егорова, ты на вечер?
– На вечер.
– В таком виде?
– А что?
Я была удивлена, Аська же презрительно хмыкнула и сунула мне зеркало под нос:
– Это кто? Матрешка расписная или елка новогодняя?
– Что ты цепляешься, ты же сама накрашена!
Аська не желала слушать мои оправдания, и потащила в туалет, где заставила смыть и тушь и тени, и румяна, и пудру. Из зеркала на меня смотрела мокрая рожа с растекшейся краской и я заскулила.
– Перестань выть! – прикрикнула Ася и вдруг добавила другим тоном – Лида, ты же прихорошенькая, зачем тебе эти гадкие краски?
– Как зачем? Я… я… я… – у меня уже не было слов, одни рыдания, но Аська сунула мне в руки красную пластмассовую коробочку – оказалось, это косметический набор – и принялась колдовать.
Скоро моя зареванная рожа в зеркале превратилась в довольно симпатичную: глаза стали больше и выразительнее, а цвет из неопределенно-серого превратился в ярко-синий, стоило Асе слегка тронуть синей тушью мои ресницы. Нежно – розовая помада подчеркивала мягкость губ. И никаких теней и румян. Я и ахнуть не успела, как Аська принялась за мои волосы. Она их уложила по-другому и это сделало меня взрослее. Зеркало бесстрастно отражало все эти превращения. Я была в состоянии какой-то восторженной заторможенности, хотелось продлить это чудо преображения – мгновение, прекрасно ты!… Ася отошла на несколько шагов полюбоваться на свою работу. По лицу ее ничего нельзя было понять, нравится ей свое произведение или не очень.
И вдруг она приказала: «Раздевайся!» я сразу очнулась: «Как?»
– А вот так! Снимай платье, пойдешь в моем.
Я даже рот разинула от удивления! Пойти в Асином платье!!! Конечно, мое тоже вполне приличное платьице, но Асино – это что-то необыкновенное.
